Решила я, значит, поехать на досуге в Крым. Точнее, решили за меня обстоятельства, поскольку без необходимости разъезжать по стране в такой период как-то не хочется. И вообще не любилось никогда, уж такой я человек. Но Севастополь все-таки для меня – город не чужой, там я прожила больше десяти лет, там живут родители и прочие родственники, есть друзья и коллеги по литературному цеху. Что бы там ни происходило в политике, а уж здесь я себя иностранкой не ощущала. Украинская себе гражданка в украинском, пусть и с оговорками, городе.
И вот теперь иностранкой пришлось стать: в Севастополе я оказалась уже после референдума о статусе Крыма. Иностранкой же остаться и собиралась, с грустью приехав выписаться из уютного городка: получение российского гражданства по факту прописки в мои планы не входило (в поезде оказалось, я такая не одна). Пришло незваное время выбирать между двумя любимыми городами: Киевом и Севастополем. Что ж, победил Киев, и как оказалось, не зря.
Я ехала с готовностью ко всему: во время информационной войны удивляться как-то не с руки. Да, пограничники. Нет, приличные, вежливые люди с пушистой собачкой. Погоны Республики Крым. У некоторых даже паспорт не открывали. Да, стоит на платформе «зеленый человечек» при автомате и старательно уклоняется от матерящей его пьяной бабы, которую под руки уводят на полметра в сторону местные мужики. Человечек спокоен, оружием не трясет, словно держит его не в первый раз. В купе пояснили, что это местная самооборона (некоторых даже в лицо знают), а вот красивую форму им привезли… «Ночные волки» - российские «свидомые» байкеры – особо не таясь. В четырех фурах, вместе с медикаментами. Специалисты говорят: форма особая, «горная». Все купе захлестывает новая волна «политического базара», от которого я уже так устаю, что готова убить всех, независимо от взглядов. Углубляюсь в плеер, немного нервничая: лишь бы успеть с этим дурдомом документы сделать. Впрочем, успокаиваю себя тем, что местные чиновники довольно радушны и лояльны, без всяких взяток могут войти в положение и сделать за один день то, на что могла бы уйти неделя-другая.
На платформе меня встречает мама, и мы радостно устремляемся в Балаклавский паспортный стол. День по расписанию рабочий, ничто не предвещает беды. Поразмыслив, что до обеда не успеем, оседаем в знакомой кафешке в центре города, где мама посвящает меня в последние новости литературных кругов и прочих знакомых.
А новости неприятные. Одну мадам обозвали фашисткой за то, что она призналась, что… родилась в Кракове. То бишь, до этого ее стихи на чистом русском языке хвалили, выступления слушали, а как узнали, что не русская – так «отродье». «И это интеллигенция творческая», — вздыхает мама.
И вообще, заметно: что-то с людьми в городе случилось. В кондитерских заседают пьяные мужики, покрикивая на официанток. На улицах народ поздравляет друг друга с какой-то нездоровой радостью, злобно косясь на тех, кто не разделяет их эйфории. Все словно бы вырвались из многолетнего рабства и теперь бегут бить надсмотрщиков. Да вот беда – абсолютно русскоязычные мои родственники никакого рабства за эти годы не заметили. Может, плохо смотрели? Да нет, даже с Киевом сравнивали – и там все в порядке. А вот севастопольцев кто-то упорно и тайно притеснял, оказывается.
Приезжаем в паспортный стол, попутно наслушавшись российской радиостанции в маршрутке. Обнаруживаем на искомом месте нехилую очередь, начинающуюся где-то в недрах учреждения и оканчивающуюся в автомобилях, стоящих неподалеку. Состав самый пестрый: пожилые гражданки, молодежь, депутаты, даже батюшка засветился. Просачиваюсь ближе к двери. Оттуда показывается объемистая работница со стопкой бланков и вещает:
— Заполняем на русском языке! Пишите по свидетельству о рождении! Забудьте то, что написано в украинских паспортах! Вспоминайте свои настоящие имена!
«Как будто они там ненастоящие», думаю я, но вслух только интересуюсь:
— А выписаться когда можно?
— Вам бланк, девушка? – обращается она ко мне, суя бумажку.
— Нет, мне выписаться. Или поменять паспорт, мне в ЗАГСе сделали печать, обменять надо.
— Мы пропиской и выпиской не занимаемся. И вообще, неприемный день.
Смотрю на расписание – и вправду, вместо среды теперь неприемный четверг. Но народ-то есть!
— А завтра можно выписаться?
— Нет, мы как минимум неделю не занимаемся ничем, кроме получения российских паспортов.
В смятении и тоске отхожу. Ничего, завтра попробую пробиться к начальнику. Мне же всего на один день и к другому человеку, люди они понимающие…
Едем домой. По дороге решаем зайти на причал – найти председательницу Севастопольского Литобъединения. Звонить нужды нет – ее в городке все знают. Впрочем, мужички на причале делают вид, будто вопрос не к ним. Знают только, что искомый катер, на котором она работает штурманом, перевели в другую бухту. Обращаемся к четверым мужчинам, стоящим возле штаба самообороны.
— Не, мы никого не знаем, мы «Русский блок», — отвечает один из них, только что почему-то перелезший через забор соседнего дома. Остальные поддакивают.
— Ой, надо же, — слышим мы за спиной, уходя.
Становится грустно, несмотря на приятную погоду и цветущие вопреки всем политикам вишни. Дома стараюсь не включать телевизор и не лазить в новостях, чтобы отдохнуть мозгами. Но часов в 7 вечера мама зовет к телевизору. В ее голосе слышно возмущение пополам с удивлением.
Прихожу и вижу: на голубом глазу какая-то тетка в поношенном пуховичке жалуется, что ей, коренной киевлянке, уже несколько лет досаждают марши УПА и бандеровцев по спальным районам Киева.
— Что-то я там их не заметила, — ерничает мама. – При Януковиче, значит, тоже бродили?
— На моего друга, блоггера, напали прямо в центре города… — Продолжает вещать «беженка».
То ли побили, то ли нет, и вообще, «блоггер» не видел лиц. Но его подруга теперь беженка, просит российского гражданства и жилья.
— Из-за этих дур наши пацаны едут в Киев спасать народ от фашистов, — не выдерживает мама. – Народ озлобляется. Это ж провокация, причем чистосердечная, а потому и действует. Никого покупать не надо – пара таких «киевлян», и война обеспечена. И не солдаты будут воевать, а наши же бабки и парни с вилами. Российские солдаты ни в кого стрелять не хотят, это же срочники. ЛИТО по воинским частям ездило, сами видели.
Тщетно пытаюсь отыскать передачу с этой «киевлянкой» в Интернете: с 13 марта Севастопольская ГТРК не выложило ни одной трансляции. Ложусь спать пораньше: завтра предстоит ломиться в паспортный стол часов с 7 утра.
Но не одни мы такие умные. Пришедший в 6 утра мужчина оказывается, по его словам, в очереди 25-м, а принимают якобы не больше 15-ти в день. В толпе — вчерашний батюшка, еще несколько знакомых лиц. С трудом упрашиваю людей хотя бы дать возможность спросить, что мне делать с документами. Реакция непривычно враждебная: «Как это вы не получать российский паспорт пришли? Вы в своем уме?». Узнав, что я украинская гражданка, сочувственно предлагают:
— Да вот выйдите замуж за этого мужчину, будет у вас прописка местная и гражданство.
«Сдалось мне ваше гражданство», — мысленно отвечаю я. И тут появляется все та же работница паспортного стола. Очередь наперебой спрашивает, когда дадут бланки. Наконец, батюшка и какой-то парень позволяют мне вставить слово.
— Девушка, к начальнику можно?
— А зачем вам?
— Выписаться срочно! Я на один день приехала…
— А зачем вам выписываться? Получайте гражданство…
Опять двадцать пять…
— Да не нужно мне это гражданство, я хочу выписаться, чтоб его не получить! – это звучит, как каминг-аут в селе Заплюево. Очередь тут же настораживается.
— Бендеровка, что ли… — слышу я сзади.
— А почему вы не хотите российское гражданство?! – чуть не угрожающе произносит чиновница. – Никто здесь никого притеснять не будет!
«Почему ты не радуешься дню рождения Вождя?!» — мелькает в голове, и я улыбаюсь, чем окончательно сбиваю с толку тетку.
— По работе надо, — отбрехиваюсь я. – Где можно заявление написать хотя бы, что я от него отказываюсь?
О том, что мне надо срочно сменить паспорт, речи уже не идет.
— Пушкина, 2, миграционная служба, — бросает тетка и гордо удаляется. Я выбираюсь из очереди и вместе с мамой рысью направляюсь к остановке. Навстречу нам, широко улыбаясь, направляется с заполненным бланком какой-то представитель местный власти – при галстуке и помощнике. Очередь расступается перед ним в благоговейном восхищении: начальник тоже русский патриотизм проявляет!
Миграционная служба мне в свое время запомнилась удивительным для официальных мест радушием. Порядком просроченные по вине консульства документы мне оформили совершенно спокойно, за лишними справками не гоняли, не хамили, работали четко и отлаженно.
Ну, да – опять очередь, что почти ожидаемо. Над дверями гордо реет российский флаг. Мама находит, у кого спросить по моему вопросу. Кабинет такой-то, ждите женщину в очках. Ждем.
День опять неприемный, но в этом бардаке становится не до расписаний. Ломятся же люди за паспортами в неприемные дни, хотя сами их получат через месяц!
И тут слышим в ответ:
— Заявление мы принять не можем. У нас нет еще журнала регистрации подобных заявлений, нет человека, который бы этим занимался, нет формы… И вообще, никаких распоряжений еще не приходило. Приходите недели через две. Я ничем не могу вам помочь.
И закрывает перед носом дверь, не успеваю я открыть рот.
— Бред… — ругается мама, выйдя за порог. Местная очередь косится на нас, как на больных.
— Это же нарушение прав! – продолжает она. – Можно смело в СБУ жаловаться!
Впервые слышу от нее такие слова: апеллировать к правовой системе не в ее духе. За годы стояний в очередях всяческих консульств и ОВИРов в нашей семье выработалось скептическое отношение к словосочетанию «права украинского/российского гражданина».
На обратном пути она замечает то, что бросилось мне в глаза еще вчера: на «наливайке» вместо надписи «Чернігівське» висит российский флаг с гербом, а под ним – так и не закрытая надпись: «зроблено в Україні». Хотим выйти из троллейбуса и сфотографировать, но, во-первых, слишком устали, а во-вторых, мало ли как это народ воспримет.
— Да «Правый сектор» адекватнее наших бабок, — вполголоса говорит она, пока мы ждем своего автобуса. – Здесь какой-то совковый фашизм. В Киеве можно хоть по-русски говорить, хоть по-еврейски, а здесь попробуй теперь по-украински что-то брякнуть – порвут же! Хотя Путин объявил три государственных языка. Местные же святее Папы Римского хотят быть. А мы такие песни украинские учили…. И по телевидению украинскому соскучилась. Хочу к вам. Надо было менять гражданство вместе с тобой.
Посовещавшись, решаем, что все документы придется оформлять в столице: паспорт менять нужно срочно, кушать чиновничьи «завтраки» — никаких денег на билеты не напасешься, никаких нервов на толпу агрессивных «новых русских». Да и соседка ненароком обронила при маме: мол, у тебя в семье теперь есть враг, еретик к тому же (то бишь, прихожанка не того патриархата).
Весь обратный путь старалась не слушать вездесущих разговоров о политике. Составляла в уме жалобу в миграционную службу: как так – формально право на самоопределение и свободу передвижения есть, а по факту реализовать его невозможно! Прямо с поезда отправилась выяснять, как действовать дальше и кто в этой ситуации верблюд. Выяснила.
Оказывается, такие люди, как я, называются беженцами. Без оборванных пуховичков и требования предоставить жилье.
Вот так…
P. S. Через пару дней узнала, что некий российский чиновник Матвеев в своем выступлении убеждал народ, будто никаких проблем с отказом от российского гражданства нет и не будет. Но ничего о том, как и где можно такой отказ оформить, не сказал. Как и не сказал, почему прекращена выписка людей на территории Крыма. А на деле знающие люди дали понять: просто отговорки через две недели сменятся…
Що Гевара.
Иллюстрация (с) Вася Ложкин.
